…Во Индей-земле степя дикие,
Степя дикие, леса темные.
Да во тех лесах живет Индрик-зверь:
На нем шерсточка вся земчужная,
А и грива-хвост позлаченая,
А копытца у него всё булатные,
Из ноздрей у него огонь пышет,
Из ушей у него идет дым столбом…
Когда мы в первый раз увидели Котел из космоса, с борта «Ксенофонта», он произвел не просто какое-то там «пугающее впечатление». Это была подлинная квинтэссенция жути. Недаром я назвал его Лимбом.
К счастью, при свете дня Котел смотрелся не столь грозно. Но все равно с тех пор, как я охотился в здешних местах на курицу, аномальный климат планеты успел измениться — и притом не в лучшую сторону. Это чувствовалось практически во всем.
Так, ровно по краю Котла стояли облака-башни. Облака эти висели над Карнизом, как заякоренные. Ни рассеяться, ни уплыть в сторону под напором ветра они упорно не желали.
Вызывающе неестественный вид облаков особо впечатлял людей, которые никогда не покидали Землю и инопланетные пейзажи видели только по визору. Например, Локшин, даром что астроном, всю свою жизнь прожил в русской метрополии. В Городе Полковников он носа из казармы не казал, а потому Глагол стал для него первым настоящим звездоземьем, где астроному довелось свободно разгуливать под чужим небом. Повезло человеку, ничего не скажешь!
Пока мы сутки куковали на Карнизе, перерабатывая мегатонны информации от разведгрупп относительно положения дел внизу, на дне Котла, Локшин поминутно задирал голову вверх, вперял взор в проклятые облака и бормотал: «Невероятно! Омерзительно и невероятно!»
— Что именно невероятно? — не удержался я.
— Да все практически.
— Ну например?
— Например, вон та планета.
То была минута, когда расступившиеся на время облака ненадолго открыли нам синий бархат вечернего неба. Локшин указал мне на упитанную звездочку, вызывающе яркую. Это была соседняя планета, фигурирующая в нашей лоции системы под кодовым псевдонимом «Дунай».
— А что в ней омерзительного?
— С ней что-то происходит. Она приближается к Глаголу. Притом — чертовски быстро!
— Неужели будет импакт?
— Даже не надейтесь, цирка не будет. Мы с коллегами уже четырежды просчитали траекторию. Дунай пройдет мимо.
— Ну и славно! Что же в этом омерзительного? — удивился я.
— Омерзительно то, что в отсутствие ярко выраженных внешних гравитационных воздействий любая нормальная планета должна оставаться на своей орбите. Законам небесной механики надо подчиняться! А перед нами — злостный правонарушитель!
— Как же передовая отечественная наука объясняет сей загадочный феномен?
— Никак не объясняет. — Локшин вздохнул. — Планета ведет себя столь же аномально, как и природа Глагола. А отсюда напрашивается неприятная гипотеза: когда Дунай пройдет вблизи от Глагола, местные аномалии станут еще более навязчивыми.
— Как любит повторять Иван Денисович, давайте решать проблемы по мере их поступления, — сказал тогда я. По правде сказать, Дунай вообще не казался мне проблемой. А зря.
Когда совсем стемнело, началось представление. Облака озарялись лиловыми и фиолетовыми вспышками. Сполохи эти, не будучи, судя по всему, молниями, неслись внутри облаков со скоростью монорельсовых экспрессов — отчего у всех офицеров, не чуждых проблем ПКО, возникало рефлекторное желание нажать на спуск зенитного лазера.
Затем со стороны Стикса с трансформаторным жужжанием наползла орда светящихся пятнышек.
Это были «слепни». Одна из тех самых динамических аномалий, с которыми лично мне еще сталкиваться не приходилось.
К счастью, никто не пострадал.
Ферван Мадарасп заранее предупредил, что в ночное время зона в районе Лестницы Кавама слепнеопасная, а потому мы обустроили лагерь по всем правилам. Ну а те, кому места в походных домиках-эллингах не хватило, спали внутри бронированной техники. Очень неудобно, зато для жизни безопасно.
Несколько минут «слепни» стучались в броню машин и стенки эллингов, но потом рванули дальше и провалились в Котел.
Однако и в отсутствие непосредственной угрозы на Карнизе было очень неуютно. Так что все мы испытали невероятное облегчение, когда на общем совете военных и ученых было принято решение: скорее вниз, в Котел! Ну ее к диким кабанам, эту Лестницу Кавама, пусть с ней возятся инженерные роты, а мы уж как-нибудь на вертолетах да на флуггерах…
Тут даже я впечатлился: все-таки рейдовый батальон осназ оказался страшной силой. И не в том даже дело, что осназовцы могут найти и уничтожить противника в космосе, под водой и под землей, а в том, что они мобильны и изобретательны, как… как цилиньские осы!
Сперва на вертолетах на дно Котла была переброшена инженерная рота с минимальным набором оборудования. За четыре часа рота умудрилась оборудовать вполне сносную посадочную площадку для «Кирасиров».
«Кирасиры», имеющие более серьезную грузоподъемность по сравнению с вертолетами, за двадцать рейсов доставили на площадку тяжелую инженерную технику, а также контейнеры с жилблоками и прочими полезными в хозяйстве штуками. Совсем скоро командир строителей доложил, что временный военный городок готов принять постояльцев.
И если даже меня деяния осназа впечатляли, то что говорить, например, о Ферване? Ему оставалось только охать:
— Я пламенею! Иначе и сказать не могу: пламенею восторгом, Александр! У нас в Конкордии замечательные солдаты, прекрасное оружие, но вот инженерная техника… Вы так уверенно шагнули прямо в пасть Ангра-Манью, в гибельное варево противоприродных извращений! Как будто готовились к этому не два месяца, а двадцать лет!