— А что, сирхи находят этот запах приятным? — осторожно спросил Эстерсон.
— Что ты! Все ненавидят этот запах! Даже болезни. Болезни ненавидят его даже больше, чем сирхи! Поэтому-то они и уходят из тела!
«Получается, лечение у сирхов — нечто вроде травли тараканов дешевым аэрозолем. Тот же расчет — что тараканы сбегут из квартиры первыми…»
Однако этой мыслью Эстерсон предпочел не делиться. Из врожденной шведской деликатности.
А вот и мавзолей, в тени раскидистого золотого качага.
«Рикуин» имел форму правильного куба, сложенного из гладко отесанных каменных блоков. Эту громадину высотой с десятиэтажный дом, возвышавшуюся над зеленым ковром леса, Эстерсон приметил еще во время полета. Странное дело, но украшений — лепки, рельефов, фигурных окон — мавзолей был лишен начисто. Только дверной проем был облицован чем-то вроде шишковатой перламутровой плитки. Двухстворчатая дверь оказалась отворена — заходи не хочу.
— Друг! Друг! — заорал Качхид, запрокинув голову и как-то очень по-человечески сложив лапки рупором.
— Кого это он там зовет? — шепотом спросила Полина.
— Карлсона, который живет на крыше, — отвечал Эстерсон и его подруга громко прыснула со смеху.
Качхиду между тем не отвечали.
— Качак-Чо! Бесцветики пришли! — гнул свою линию сирх. И вновь — тишина.
— Как же так, телепатия больше не работает? — язвительно осведомился Эстерсон.
— Зачем пользоваться сложным, когда есть простое? — парировал сирх и продолжил вопить.
Утомленная Полина села на землю и скрестила ноги по-турецки. Эстерсон плюхнулся рядом, нашаривая пачку сигарет в нагрудном кармане. Обоим наскучило следить за трудами Качхида. В разочарованных глазах Полины Эстерсон прочел: она почти смирилась с тем, что экскурсия окончена и пора возвращаться домой.
— Давай-ка попросту внутрь зайдем! — не выдержал Эстерсон.
— Заходить нельзя.
— Почему нельзя? Дверь ведь не заперта!
Дверь заперта в моей голове! И этого достаточно!
Качак-Чо все-таки появился — не прошло и получаса. Это был матерый, изрядно заросший шерстью сирх необыкновенно крепкой комплекции, похожий на снежного человека из допотопных научно-популярных киноальманахов, которые давали по всемирному каналу «Ретро». Он превосходил Качхида и ростом, и весом, и, так сказать, развитием мускулатуры. Причем превосходил примерно втрое. (Эстерсон и Полина уже знали, что величина физического тела сирха прямо пропорциональна уровню его духовного развития.) «Учитель и друг» вышел из дверей мавзолея и твердой, уверенной походкой направился прямо к гостям.
Полина дружелюбно помахала крепышу рукой. А вот Эстерсон не сплоховал и поприветствовал Качака-Чо по всем правилам местного этикета.
— Наше знакомство устроено качей! — экзальтированно воскликнул он.
— И пройдет с большой миской качи! — учтиво отвечал сирх.
Эстерсон заметил, что шерсть Качак-Чо не изменяет окраски, как шерсть Качхида, но постоянно сохраняет ровный кофейно-серый цвет. Это навело инженера на мысль о том, что Качак-Чо принадлежит к какому-то другому подвиду сирхов («Тоже умный, что ли?»). Но вскоре Качхид дал объяснение и этой загадке. «Мой учитель и друг Качак-Чо не имеет своих чувств. Он уже нашел Скрытую Качу. И теперь все чувства дает ему она. Его шерсти нечего выражать, потому что у него нет ничего своего». Этого объяснения Эстерсон не понял. Однако Качак-Чо сразу понравился ему.
— Качхид рассказывал о вас. Вы — из рода тех бесцветиков, которые прогнали однолицых бесцветиков?
— Да, — кивнул Эстерсон, хотя он и не был уверен в том, что клонов с Фелиции изгнали именно Объединенные Нации.
— Качхид говорил мне, что вы — те самые герои, которые не склонились перед однолицыми бесцветиками, как другие, но смело и мужественно скрывались от них! И при помощи своей ненависти зажгли искру небесного огня, который спалил однолицых бесцветиков!
— Вы нам льстите, — признался Роланд. — Говоря по правде, мы лишь прятались в лесу, спасая свои шкуры. В этом было мало смелости и мужества…
— Но для небесного огня мы все-таки сделали кое-что полезное, — добавила Полина, имея в виду спасение летчика Николая, и озорно улыбнулась.
— Что ж… Не вижу ничего позорного в том, чтобы прятаться в лесу. Мы тоже прятались. Что еще нам было делать? В общем, я приглашаю вас, друзей народа сирхов, войти в мавзолей! — провозгласил сирх, после чего развернулся и шустрой походкой направился к дверям. Следом засеменил Качхид. Полина и Роланд переглянулись и покорно последовали за гостеприимцами.
— Я рад, что кача свела нас. И хотел бы сделать вам благодарственный дар, — сказал Качак-Чо, когда они оказались внутри, под сумрачными сводами строения.
— Благодарственный? Помилуйте, но чем мы заслужили вашу благодарность? — недоуменно спросил Эстерсон.
— Чем? — Качак-Чо комично отпрянул, словно бы чем-то испуганный. — Как же это — чем? Конечно, изгнанием однолицых бесцветиков!
— Но я же говорил вам — это сделали не мы!
— Вы, не вы… Кача не видит таких мелочей! Когда кача благодарит вас, она благодарит весь ваш род!
— Роло, не упрямься. Ну хотят они сделать нам приятное, пусть сделают! — прошипела Полина на немецком. Инженеру оставалось только смириться. Он склонил голову, опустил глаза и сделал отрешенно-сонное выражение лица — какое делал в детстве перед алтарем во время воскресных походов в церковь.
— Благодарность сирхов бывает двух видов. Неовеществленная и овеществленная. Какую предпочитаете вы?