Время — московское! - Страница 174

174

— Скажите, а что все-таки стряслось со Станиславом Песом? — внезапно переменив тон на более деловой, спросил Иванов.

— Не знаю… Я катапультировался. Он остался в «Дюрандале». «Дюрандаль» утонул.

— Вы его останки видели?

— Нет. Нашел только воротник его свитера.

— Вы уверены, что это был именно его воротник?

— Никакой уверенности… Послушайте, если это так важно, я могу рассказать все очень подробно. И на карте показать. Где я устроил символическую могилу Песа, где утопил «Дюрандаль», где мы в январе встретили пилота по имени Николай… Вы меня в чем-то подозреваете?

— Нет, нет, что вы! — Иванов непритворно всполошился и замахал руками, отчего его образ временно переменился с издыхающего лебедя на лебедя мятущегося. — Мы вас любим! А за спасение младшего лейтенанта Самохвальского и его машины, вам вообще отдельный орден полагается!..

Он так и сказал: «любим». Очень мило.

— …Вы знаете, — продолжал Иванов, — что случилось после того, как Самохвальский взлетел с Фелиции на отремонтированном «Дюрандале»? Нет? Он вышел в атаку на конкордианский фрегат «Балх» и уничтожил прямым ракетным попаданием его главный боевой пост! Благодаря этому наш осназ смог высадиться на яхту «Яуза» и спасти труппу Императорского балета России.

— Прямо роман.

— Берите выше. Эпос!.. Но — вернемся к теме. Вы не заметили каких-либо странностей в поведении Станислава Песа накануне вашего побега? Как вам кажется, почему он вообще решил составить вам компанию?..

Наш разговор о Станиславе Песе я опускаю. Иванов все равно не открыл мне причину своего любопытства, а ответы на его двадцать два невероятно скучных вопроса втиснуть в эту запись не представляется ни возможным, ни осмысленным. Насколько я понял, Иванов полагал, что Пес — агент некоей сторонней силы, и для этого у него имелись основания…

Но какой? Да какая теперь разница… Кем бы ни был пан Станислав, хоть клонским шпионом, мои добрые чувства к покойнику останутся неизменными…

Следующая порция вопросов, заданных Ивановым, была посвящена клонской базе на Фелиции.

Тоже ничего интересного. Я вообще не понял, зачем Иванов их задавал, ведь он располагал множеством разнообразных кадров такого качества, что, казалось, он лично облазил всю Вару-8 с видеоаппаратом.

— Откуда у вас все это? — полюбопытствовал я, устав от его вопросов. — Вы были на Фелиции?

— После начала войны — не доводилось. Но там недавно побывали другие наши сотрудники… Кстати, если вам интересно, нашелся экипаж «Мула».

— Да вы что?!

— Представьте себе. Их спасательный бот приводнился в двух сотнях километров к востоку от залива Бабушкин Башмак. Несколько дней они дрейфовали в океане. Потом их сигнал SOS был наконец принят муромским фрегатом «Хозяин». Конкордианских звездолетчиков подобрали — везучие сукины дети! Собственно, во многом благодаря старшему лейтенанту Нуману Эреди, командиру «Мула», я и оказался здесь.

— Как я теперь понимаю, на орбите Грозного «Мул» подвергся атаке ягну, которая заставила буксир срочно убраться в район Фелиции?

— Именно это и рассказал Эреди. Без слова «ягну», разумеется. Его показания заставили нас сразу же заинтересоваться Грозным… К сожалению, у нас сейчас большие проблемы организационного плана… Далеко не сразу мне удалось выбить у начальства авианосец и пилотов…

Иванов примолк и, взявшись обеими руками за массивный подстаканник, выпил до дна свой черный напиток (который я по-прежнему отказываюсь называть чаем) в несколько больших, жадных глотков.

— Ну что же, господин Эстерсон… Я к вам вопросов больше не имею. Теперь перейдем к более приятным вещам…

Сказав это, Иванов посмотрел на меня так кисло, что мне показалось, будто я ослышался и на самом деле речь пойдет о вещах крайне неприятных.

— …Как вы, наверное, догадываетесь, в Южноамериканской Директории вы были заочно приговорены к пожизненному заключению. Но, учитывая экстраординарный характер услуг, оказанных вами России и Объединенным Нациям в целом, на этот приговор можно… как бы помягче выразиться… можно будет впредь не обращать внимания. Но тут возникает вопрос: вы, господин Эстерсон, где хотите оказаться? В родной Швеции или в каком-либо другом месте?

— Я… Это необходимо решить прямо сейчас?

— Желательно. Я должен буду что-то определенное сообщить начальству уже сегодня. А оно, в свою очередь, предпримет кое-какие действия… Чтобы, оказавшись в Европе, вы не стали жертвой того или иного юридического недоразумения.

— А что, они возможны? Недоразумения?

— К сожалению. Положа руку на сердце, скажу, что Европа для вас нежелательна… Конечно, как мы в Москве решим, так в Берлине и сделают, но все-таки европейцы, с их благоговением перед буквой контрактных отношений… В конце концов, у вас могут возникнуть трудности с работой, и тут уже мы сильно давить на ваших потенциальных работодателей не сможем. Незаконно это будет, понимаете? — Иванов скроил такую гримасу, будто сказал: «Иногда лягушек приходится есть сырыми, понимаете?»

— А Россия? Могу я рассчитывать на Россию? В смысле, жить в ней?

Иванов удовлетворенно кивнул. Он явно подводил меня именно к этому решению.

— Это было бы проще всего. Тем более если бы вы пожелали продолжить карьеру конструктора, наш Совет Обороны мог бы сделать вам очень интересное предложение…

— И с этим тоже надо определиться прямо сейчас? Насчет конструктора?

— Нет, это может подождать.

174