— Воздух! — звонко выкрикнул кто-то, не отнимая от уха трубку.
— Что «воздух»?! — взъярился Юдинов. — Доклад по форме!
— Они прорвались! Наши сбивают гадов, но их очень много! Идут прямо на нас!
— Время! Подлетное время какое?!
— Не успели передать! Связь оборвалась!
— Твою мать… Прекратить заправку! Все «Дюрандали» — на взлет!
— У трех бортов топлива только на полчаса!
— Па-авторяю: на взлет! Всем, кроме пилотов, — в укрытие!
«Да к чему такая спешка, мы же в туннеле?! Над нами бетон! Ледник!» — мысленно возмущался Эстерсон.
Но, как показали события, интуиция Юдинова не подвела.
Они снова сидели в бункере и снова «акустик» с кружкой, приложившись к крышке люка, докладывал:
«Есть запуск двигателей… Разгон… Отрыв…»
«Запуск… Форсаж… Отрыв…»
«Запуск… Отрыв…»
«Отрыв…»
На то, чтобы радоваться успешным взлетам, у Эстерсона уже не оставалось сил.
И вдруг: «Нештатная ситуация!»
Сбой произошел на седьмом «Дюрандале».
— Что?! — Юдинов вскочил на ноги.
— Товарищ лейтенант, не знаю, — обескураженно ответил «акустик». — По-моему, в конце полосы что-то взорвалось.
— Ладно, слушай дальше. Через несколько секунд:
— Еще один взрыв! Ближе!
Дальнейшие события уже не нуждались в конферансе «акустика».
Раздался гулкий удар.
За ним — еще один, ближе…
Словно великан, обутый в чугунные сапожиши, шагал прямо по сводам туннеля, через шаг проваливаясь сквозь них, ломая бетон на ломти, кое-где уходя по щиколотку во взлетно-посадочную полосу…
Все, кто сидел в бункере, слышали эту неостановимую поступь.
Погас свет.
— Бомбят? — еле слышно предположил техник Савелов.
— Все может быть, — вздохнул Эстерсон и удивился тому, как беззаботно прозвучал его голос. Он был уверен, что уж где-где, а здесь, в бункере, они могут чувствовать себя в полнейшей безопасности.
Сверкнув малиновой трещиной-молнией, лопнула дальняя стена.
Мир раскололся пополам, вывернулся наизнанку и ударил конструктора в лоб.
От дальнейших событий в памяти Эстерсона сохранилось некое подобие аматорского видеорепортажа, искромсанного придирчивым цензором.
…Его волокут по хрустящим обломкам, штанина комбинезона цепляется за что-то; сильный рывок, треск; Эстерсон уверен, что глаза его открыты, зажмуривается, снова открывает их, но по-прежнему не видит ничего, кроме дрейфующих вслед за движением зрачков белесых молний; трещит пламя, доносится острый запах титанировой окалины. «Куда?..» — хрипит он; в ответ слышится русская речь, из которой невозможно понять ни одного слова. Голос принадлежит технику Савелову…
…Эстерсон сидит на корточках; слезы градом катятся по щекам; впереди есть источник света, но разглядеть его не удается; он пробует протереть глаза, но понимает, что руки почти не слушаются его; ладони почему-то легли на уши; только с третьей попытки удается кое-как попасть пальцем в глаз; палец кажется чужим, глаз тоже; где все?..
…Незнакомый моряк перебросил его руку через свое плечо и ведет по туннелю, поторапливая однообразным: «Скорее… Пожалуйста, скорее…»; Эстерсон и рад бы поторопиться, да ноги заплетаются; теперь зрение восстановилось, а вернее сказать, к нему вернулась способность осознавать то, что он видит; вот туннель; он освещен переносными фарами, которые бьют в спину; в посадочной полосе — черные дыры; вокруг них — нагромождения мелкого бетонного щебня; поднять голову он не может, мешает острая боль в затылке, но Эстерсон уже догадывается, что бетонный свод местами разрушен; «Мы проиграли», — думает конструктор; внешний мир возражает ему: слышен рев промчавшегося над фиордом флуггера; знакомый рев… это «Дюрандаль»…
Следующий фрагмент был уже более связным и осмысленным. Сильно кружилась голова.
Эстерсон лежал. Он повернулся набок, его вырвало на близкий снег.
«Чем же я отравился?» — невпопад подумал он, совершенно не принимая в расчет, что в его случае можно смело говорить как минимум о сотрясении мозга.
Испытав задорную, боевитую, русскую злость, конструктор собрал волю в кулак и в несколько приемов встал — сперва на колени, а потом и в полный рост.
Осмотрелся.
Из густого, кобальтово-синего рассветного сумрака проступила скала.
Скала была справа от него. Слева тоже возвышались скалы, складывающиеся в неровную каменную стену.
Добрая морская душа вытащила его, беспомощного, из туннеля на свежий воздух и приткнула на первом же пятачке, показавшемся безопасным.
«Неужели в туннеле все так плохо? База уничтожена полностью?»
Раздался нарастающий гул и из-за правой скалы выскользнул «Дюрандаль». До него было метров двести.
«Смотри-ка… кто-то еще взлетает».
Эстерсон пошел вперед, свернул налево и оказался на берегу фиорда. При этом ради каждого движения конструктору приходилось концентрироваться и скрипеть своими несчастными мозгами так, словно он в уме брал натуральные логарифмы семизначных чисел.
Вода в центре плеса вспучилась, вскинулась белым столбом и из него неспешно, будто бы через силу выросла стройная тупоносая труба с длинной штангой на конце. Затем включились двигатели и ракета «Зенит-ПФ» (а это была она), резво подпрыгнув, ушла в низкие облака. Впрочем, реактивный выхлоп ракеты с легкостью разорвал облачные препоны, подарив Эстерсону несколько лишних мгновений яркого света.
В багровых сполохах ракетных двигателей кое-что прояснилось.
Через фиорд ползли клубы дыма.