— Тут еще и магазины есть?! — удивилась Таня.
— А как же! И парикмахерские. Правда, там сейчас вряд ли волосы красят… Только стригут. Да и то под машинку.
— Да я уж сама как-нибудь справлюсь, — бросила Таня и зашагала туда, где горели красные буквы «Выдача теплой одежды и кислородных масок».
— Эй, да куда же ты, платиновая моя! — закричала ей в спину Галина Марковна. — А документы кто забирать будет? Эх, балда-балда…
Город Полковников произвел на Таню тягостное впечатление.
Стужа. Железо. Военные. Очень много военных.
Искусственные солнца. Искусственное спокойствие на лицах людей. Искусственный юмор в разговорах. И ниагарским водопадом — искусственная бодрость по каналу «Победа».
То, что называется «природой», в Городе Полковников напрочь отсутствовало. Тане говорили, поблизости имеется какое-то озеро. Но как до него добраться? Ведь не на своих же двоих?
Того, что называется «культурой», тоже оказалось негусто. Обнаружив, что библиотека «временно не работает», Таня впала в уныние. Получается, мюзикл «С легким паром» станет единственным культурным мероприятием на две ближайших недели?
Кстати говоря, мюзиклы Таня недолюбливала с раннего детства и «С легким паром!» был ее «любимым» только в том смысле, что его она могла худо-бедно выносить — в отличие от всех этих «Девушек по имени Весна» и прочих «Зюйд-Вестов».
А все потому, что ее мама, Неонила Ланина, была страстной любительницей оных. А до замужества даже увлекалась собиранием автографов. Фотографии и плакаты гламурных полнощеких див и смуглых роковых красавцев времен молодости Неонилы, тогда еще Вяхиревой, с бегущими наискосок кардиограммами дежурных пожеланий и метафизических лозунгов вроде «Любви и счастья! Евдокия Плещеева» или «Искусство вечно! Ростислав Шарипов» все время попадались маленькой Тане на глаза. Они выпрыгивали из ящиков стола, служили закладками в книгах и подмигивали со стен подсобок. Мюзиклы казались Тане несмешными карикатурами на настоящие оперы.
Однако билет на мюзикл «С легким паром» Таня в унитаз не спустила.
Устроившись в каюте лайнера «Велико Тырново» на верхней койке, застеленной покрывалом с национальным болгарским узором — черно-красные геометрические розы, стилизованные женщины в юбках-трапециях, — Таня обесцветила корни волос и облагородила руки неким подобием маникюра. Затем она надела новый джинсовый костюм (чудо! ей удалось снять деньги со своего счета!) и принялась глядеть в потолок. За каковым занятием она и провела остаток дня…
Большую часть следующих суток она провела так же.
— Ты что, в госпитале не належалась, что ли? — пеняла ей Кристина, соседка по каюте, тоже из эвакуированных.
Таня сама не понимала, что с ней случилось. Просто не хотелось вставать. Не хотелось говорить. Даже курить практически не хотелось.
Ей казалось, что села какая-то важная батарейка.
Конечно, исчезновение товарищей ее обескуражило. Но было и еще кое-что. Мечтательная пацифистка Таня задыхалась в атмосфере угрюмых военных приготовлений. А энергичный круговорот военной техники и живой силы, который и составлял основное содержание жизни на Восемьсот Первом парсеке, рождал в ней ощущение собственной тысячепроцентной никчемности.
«Если бы я там, в карантине, умерла, никто бы и не заметил. Подумаешь, одним ксеноархеологом больше, одним — меньше!»
Утром в магазине военторга Таня оказалась рядом с группой молодых пилотов. Устроив пакеты с покупками на мокром полу, она курила «Яву-200» и вовсе не собиралась подслушивать военные тайны. Однако офицеры говорили так громко, что Таня волей-неволей кое-что расслышала.
— …У меня сорок, у аспидов— шестьдесят! РП меня сразу захватили, хвостовка предупреждает. А фантомов у меня нет, только бак с волокном под левой консолью.
— Фуллерен?
— Диферрофуллерен. А что — это так важно?
— Извини, Роман. Продолжай.
— Да, но самое паскудное: они у себя дома, могут разгоняться хоть до полутора сотен, их потом авианосец подберет. А у меня полторы минуты горячего режима до точки невозврата. То есть предельная моя скорость — сорок пять. Ну, сорок семь.
— О, мужики, погодите! Потом напомните, я вам хохму расскажу, как меня гражданский уму-разуму учил. Насчет предельной скорости.
— Вовик, дай дослушать наконец, а?
— Молчу, молчу.
— И вот я думаю: ну всё, Пришел голубой зверь с ценным мехом! Но как прожить последнюю минуту так, чтобы не было мучительно больно? Вываливаю я тогда все волокно, даю разворот «сто восемьдесят», готовлю к стрельбе пушки и ровно через минуту даю тягу. Угадайте, что было потом?
— Ума большого! Они тебя временно потеряли в фуллереновом облаке. А когда ты начал сбрасывать скорость — облако за счет собственного движения ушло вперед, ты оголился, аспиды оказались близко, и ты их всех сбил.
— Хе, всех сбил. Врать не стану. Успел одного зацепить, прорезал строй и улетел. Но самое в этом деле интересное! Аспиды-то оказались штурмовиками! У них даже ракет КК не было! Думали, я такой идиот, что позволю себя из ТТП расстрелять! Ты представляешь, до чего гады обнаглели? На штурмовиках истребителя гоняют!
— Да, времечко…
— Повезло тебе, Ромка. «Абзу» повалили бы… Так, а что ты, Володя, хотел рассказать?
— А?
— Ну, про гражданского.
— О, точно. История такая. Вызывают в инструктажную, говорят: «Авксентьев, ты у нас самый результативный из молодых. Нам горячо любимый штаб подарок сделал: сплавил съемочную, с «Первого». Дай им интервью. И смотри там, не скромничай, хвастай посильнее. Вся Россия смотреть будет, Европа и Ниппон. Там хотят чудо-богатыря увидеть! Который сегодня Город Полковников отстоит, а завтра будет бомбить Севашту и Хосров. А полутона и всякие там соображения им до лампочки». И вот приводят меня к репортеру. Нормальный такой дядька, на суслика похожий. И вопросы тоже ничего. Он даже чего-то соображал. Вертикальное оперение стабилизатором умел назвать и отличал эскортный авианосец от ударного. И вот попросил он рассказать про самый запомнившийся бой…