А когда фонарь катамарана открылся, он первым вскочил внутрь и забился в угол — волчонок волчонком.
Сообща мы столкнули катамаран в воду — правда, наше «эй, ухнем» растянулось на потные двадцать минут. Потом капитан-лейтенант Борзунков и Х-оператор Перемолот долго спорили о том, кто будет вести плавсредство. Борзунков напирал на свое старшинство, Х-оператор — на свой опыт управления космической субмариной в граничном слое… Спорили они напрасно — оба передних места были, так сказать, «водительскими», рулить можно было и с левого, и с правого. Да и управление как таковое катамарану практически не требовалось — особенно в первой фазе нашего плавания, больше похожего на полет.
По словам Вохура, нужно было лишь удостовериться в герметичности салона, выплыть на середину озерца, а дальше… как писали в старинных руководствах для молодоженов, дальше «природа подскажет».
В нашем случае должна была что-то подсказать аномальная природа Глагола-Апаоши.
Водопад-Минус не зря носил свое гордое имя. Вода в нем текла не сверху вниз, как в нормальных, естественных водопадах, а снизу вверх. Вот такая гидродинамическая аномалия с антигравитационной подоплекой.
Озерцо же сообщалось с одним из боковых ответвлений Водопада-Минус. Предметы, попадающие в район центра озерца (будь то бревно, человек или катамаран), с известной периодичностью засасывались вглубь, а затем мчались по извилистому, но широкому туннелю, который наконец задирался вертикально и, открываясь на шельфе возле одного из островов архипелага Пепельный, выплевывал рискового путешественника на поверхность океана сквозь водную толщу! Таким образом, предполагалось, что базальтовую плиту, которая отделяет Котел от Колодца Отверженных, мы преодолеем благодаря этому гидродинамическому безобразию.
Я, конечно, предпочел бы другие способы бегства — без аномальных процессов. Мало ли как все эти трюки с антигравитацией скажутся на самочувствии моей Тани — и так не ахти какой бодрой?
Но альтернативные выходы из манихейской преисподней для нашей ситуации оказались совершенно непригодны. Подниматься по лестнице, выдолбленной манихеями в одном из допотопных геологических капилляров, соединяющих Колодец с жерлом старого вулкана на крошечном островке, нам пришлось бы несколько дней. И все это — в кромешной тьме!
А время не ждало. Колесников поклялся, что, если мы в течение 48 часов не выйдем на связь, будет приведен в действие ядерный план решения манихейской проблемы.
Все мы очень нервничали. И, как водится, сыпали плоскими шутками, стараясь не глядеть друг другу в глаза.
Особенно много зубоскалили по поводу ремней безопасности.
Эти ремни конструкцией катамарана не предусматривались. Однако манихеи, хоть и были людьми духовными, возвышенными и чертовски выносливыми, все же нашли время для того, чтобы катамаран ими оснастить.
Это наводило на мысли об экстремальных перегрузках. Но все мы надеялись на пилотские навыки Перемолота…
— Главное, ребята, не забыть, что Вохур говорил насчет острова, — заметил я, когда фонарь катамарана (чуть не написал — «саркофага») наглухо вошел в гермопаз и мы захлопнули забрала своих шлемов.
— Он много чего говорил… Напомни-ка, — проворчал старший лейтенант Перемолот с переднего сиденья.
— Ну… насчет поверхности. Когда вынырнем — сразу забирать круто на северо-восток, к ближайшему острову. Если зазеваемся, каюк нам всем. Потому что там у них, видите ли, Водопад-Плюс еще имеется. Так что смотрите в оба, — сказал я, тайком сжимая Танину руку. Мы предпочли места в самом последнем ряду — как подростки в синематографе.
— Да это-то я помню… — отозвался Борзунков. — Не бойся, штурвал из рук не выпущу.
— И правильно. «Рука обязана трудиться». Как сказал классик, — вставил Лехин.
— И да поможет нам Свет! — экзальтированно воскликнул Ардар.
Через минуту катамаран заработал водометами — и понеслось!
Мы не проплыли и сорока метров по черной зеркальной глади озерца, как туша катамарана ухнула вниз — мощно, грузно, внезапно. Водопад-Минус, словно гигантский спрут, схватил «Подсолнух-1» в объятия и поволок неведомо куда.
Застонала обшивка. Бледно-сизая слякоть за окнами сменилась пузырящимся темным сумраком.
Позади нас что-то утробно чавкнуло, затрепетало.
«Только бы водометные движители не подвели», — с тревогой подумал я.
Внезапно стало жарко, все тело пробила испарина — оно, конечно, с кем не случается, когда нервишки шалят. Однако быстрота наступления физиологических реакций угнетала. Ничего себе Водопад-Минус! Тем временем в животе у меня как будто бабочки принялись порхать. Причем не те бабочки, на коих кивают представители Европейской Директории в тщетных попытках описать физиологию своих влюбленностей. Другие. Бабочки инферно — с жестяными крыльями и стальными хоботками.
А потом не прошло и минуты, как мне вдруг стало до хохота, до истерики щекотно. Кожа зудела, ныла, чесалась — от пяток до затылка. И покалывания весьма знакомые.
Это было похоже… да-да, на Муть, в которую ваш покорный слуга не раз и не два погружался во время своего первого, вынужденного пребывания на Глаголе. К счастью, окончилось это кинестетическое безумие так же внезапно, как и началось. Все-таки Бог есть.
Таня застонала. Я повернул к ней свою стремительно пустеющую голову. Сквозь стекло шлема она исподлобья улыбнулась мне и беспечно помахала рукой — мол, все в порядке.
И я вдруг подумал, что если только недавнее Танино признание было искренним, осознанным, ответственным, то я… буду самым счастливым человеком во Вселенной, даже если нам никогда не суждено переступить порог ЗАГСа. Я буду счастлив просто так.