Время — московское! - Страница 168

К оглавлению

168

— Единственное, о чем я хотел бы вас попросить… это…

— Только умоляю вас, не просите о жабрах!

— О жабрах?

— Да. Чаще всего гости просят меня научить их дышать под водой. Я бы и рад, но сам не умею!

— С вашего позволения, у меня более практичная просьба.

— Вохур к вашим услугам!

— Помогите нам выбраться наверх! На дно Котла.

— Ах это… Здесь вы можете на меня рассчитывать. И на вашем месте я бы поторапливался! Моя прекрасная принцесса выглядит изможденной… Ей тяжело здесь…

Таня нежно улыбнулась учителю и вздохнула, дескать, еще как тяжело.

— Но прежде чем я помогу вам, — продолжал учитель, — мне тоже хотелось бы кое-что спросить.

— Спрашивайте!

— Как я уже говорил, когда-то я был большим поклонником книги Достоевского «Идиот». Я хорошо знаю это произведение. По моему мнению, оно составляет одну из основ великой русской души, устремленной вглубь, внутрь самой себя… По моему искреннему убеждению, князь Мышкин живет внутри каждого русского человека. И мои наблюдения, а ведь я учился в МГУ и даже был женат на одной русской девушке, которую я тоже звал прекрасной принцессой, подтверждают это. Так вот… Я до сих пор не могу понять, как люди, внутри каждого из которых живет Идиот, наивный и непрактичный, светлый и беззащитный, смогли сделать свою культуру такой экспансивной? Как вы смогли возобладать над злом своего мира, будучи такими чистыми и нежными по своей сути? Где вы нашли силы для того, чтобы творить, преобразовывать материю, покорять удаленные планеты? Я понимаю, это глобальный вопрос… Но сейчас вопросы меньшего масштаба меня уже не интересуют.

Мы с Таней с надеждой воззрились на Ивана Денисовича — ведь он самый опытный из нас, самый образованный, значит, ему и отвечать. Однако Индрик задумчиво молчал, подперев шеку кулаком. Он молчал так долго, что мне показалось, будто он уже никогда ничего не скажет. И тогда меня прорвало:

— Я не знаю, какого мнения об этом важном вопросе Иван Денисович… Но молчать я просто не могу. По-моему, секрет силы русских очень простой. Мы никогда не стеснялись быть идиотами. Когда все вокруг верили в Рынок, мы верили в Бога. Когда все верили в Закон, мы верили в Любовь. Когда все верили в Порядок, мы верили в Чистоту и Благодать. Мы никогда не боялись быть немного… юродивыми. Иванушка-дурачок всегда выезжает на охоту на Коньке-горбунке, в дырявом кафтане и сбитой набекрень шапке, а возвращается — с царской дочерью и сундуком золота. А все потому, что о себе Иванушка-дурачок самого скромного мнения. Он не требует от мира побед и даже не надеется победить. Ему до лампочки успех, справедливость и даже царская дочка. Но вот ему-то небеса победу и вверяют. Потому что знают — только Иванушка-дурачок распорядится этой победой правильно. И царской дочке понравится с ним, обязательно понравится…

Учитель Вохур за весь разговор впервые посмотрел на меня не как на говорящую мебель, но с опасливым, уважительным интересом, что мне, не скрою, невероятно польстило. Обернувшись к Ивану Денисовичу, Вохур лукаво подмигнул ему, мол, «вот и смена растет». Таня же улыбнулась мне самой многообещающей улыбкой из всех, какими когда-либо улыбались мне женщины.

Глава 10
Всего лишь люксоген

Май, 2622 г.

Субмарина противокосмической обороны «Юрий Долгорукий»

Планета Грозный, система Секунды


Глаза Эстерсона были закрыты, но сознание бодрствовало. По крайней мере он так полагал.

Конструктор считал до шестидесяти.

«Пятьдесят пять… Пятьдесят шесть… Пятьдесят шесть… Пятьдесят шесть…»

Ему нужно было отдохнуть.

«Пятьдесят семь! Семь, я сказал!»

Конструктор знал, что ему предстоит совершить подвиг.

Откуда взялась такая уверенность? В чем он будет заключаться, подвиг?

Эстерсон не разменивался на подобные мелочи. Он считал до шестидесяти.

Сосчитает, встанет — и пойдет. И будет подвиг.

Вот только счет не задался. Он блуждал по числам натурального ряда, скатывался вниз, карабкался вверх, но никак не мог добраться до заветного «шестьдесят».

«Сорок семь… сорок семь… сорок восемь…»

— Роло! Роло, проснись! «Пятьдесят шесть…»

— Хватит дрыхнуть! Тоже мне, труп нашелся! «Пятьдесят восемь…»

— Ну и черт с тобой. Хочешь проспать до первого мая — спи! «Шестьдесят».

Эстерсон открыл глаза.

— Полина!

— Еще бы не Полина.

— Ты, — сказал Эстерсон.

— Я, — согласилась Полина.

— Что это? — Конструктор показал глазами вверх.

— Потолок. Точнее, подволок.

— Я должен. Идти.

Полина хихикнула.

— Ага, сейчас.

— Искать… Тебя?

— Ну пойди поищи… — сказала Полина с мягкой иронией, но вдруг ее лицо приняло умоляюшее выражение и она зачастила, готовая вот-вот расплакаться: — Роло, миленький, пожалуйста, не пугай меня. Корелов сказал, что с тобой ничего серьезного. Сотрясение мозга, два глубоких пореза и несколько гематом. Но внутреннего кровоизлияния нет! И ни одной трещинки в черепе! Скажи, что все с тобой хорошо, что ты узнаешь свою Полину… Скажи!

— Со мной все хорошо. Где мы?

— В лазарете «Юрия Долгорукого».

— А «Иван…»? «Иван…»?

— «…Калита».

— Да.

— Его пришлось оставить. Ты только не волнуйся, — поспешно добавила Полина, — экипаж спасся!

В душе Эстерсона, который до сего момента вообще не испытывал эмоций (они исчезли еще там, в бункере), начали щелкать первые тумблеры человеческого.

— Как же ты? Я должен был тебя выносить… спасать. Я знал.

168